Рождение Тени [СИ] - Алекс Шу

— Мэй, — мой голос даже охрип от ужаса. — А зеркало у тебя есть?

— Конечно, Изаму-сан, — откликнулась старушка. — Принести?

Я кивнул. Бабка, кряхтя, поднялась и заковыляла прочь. Через пару минут она вернулась с небольшим круглым зеркалом.

Я взял зеркало и чуть не заорал от шока. На меня смотрела избитая мальчишечья физиономия. Растрепанные черные волосы, синяки на лице, но главное, раскосые карие глаза. Я каким-то образом очутился в теле подростка, да ещё и японца. Приплыли, млять!!!

— Что-то не так, Изаму-сан? — мое состояние не укрылось от старушки.

— Нормально всё, — выдавил я из себя.

— Надеюсь, Изаму-сан, — вежливо наклонила голову пожилая женщина, — одно могу сказать точно. Кризис миновал, вы идете на поправку.

— Мэй, извини, но я ничего не помню. Ты можешь рассказать, кто я, что со мной произошло? Кто меня избил? — осторожно поинтересовался я.

— Это бывает после инициации, — вздохнула старушка. — Конечно, расскажу. Изаму-сан, вы единственный наследник семьи Огава. Ваши родители Кэтсу и Томико-сама были достойными людьми. Отец происходил из древнего рода дайме, правил округом Ибури на Хоккайдо. Предки матери — кугэ Арисава, поэты, художники и писатели, находившие вдохновение в красоте окружающего мира. У вас ещё были две сестры и брат. К сожалению, все они погибли, при нападении клана Мори на фамильное поместье.

Перед глазами встали обрывки смутных картинок, мелькающие силуэты врагов, ревущий ребенок, красивая женщина, закрывшая его собой, крепкий мужчина, полосующий врагов катаной.

— Подожди, — попросил я и закрыл глаза, сосредотачиваясь. Видение нахлынуло неожиданно, волной захлестывая сознание.

Цветы сакуры окутывали нежным розовым облаком резную деревянную беседку у пруда. Тихо журчали ручейки, весело сбегающие по отполированным водой гладким темным камням к живописному пруду, раскинувшемуся среди зеленого моря растений. На прозрачном водоёме медленно покачивались зеленые кувшинки в окружении хрупких лилий, доверчиво распустивших белоснежные лепестки навстречу солнцу.

— Красота природы совершенна, — задумчиво произнесла стройная женщина в небесно-голубой юкате [1], опоясанной ярко-красным оби [2]. Лицо красавицы осталось нежным и свежим, сохранив очарование молодости, а фигурка — изящной и стройной.

Желтый веер в холеной белой ручке порхал как бабочка, подгоняя в лицо хозяйке потоки свежего воздуха. К ноге женщины жался пухлый карапуз в бежевом кимоно и широких черных брючках-хакама, держась руками за полу юкаты.

— Особенно, когда она поддерживается магией, — улыбнулся стоящий рядом мужчина, обнимая жену за плечи, — тогда этой красотой можно любоваться круглый год. Как и тобой, Томико.

— Перестань, Кэтсу, — женщина надула губы, и шлепнула его по руке веером. Но в глазах Томико сверкнули довольные искорки. — Неужели нельзя просто наслаждаться этим великолепием? Зачем напоминать о магии? Помнишь, как красиво сказал Басё?

— нараспев продекламировала она.

Конечно, помню, — улыбнулся муж, — Басё велик и неповторим. Хотя, мне больше нравится это:

— Как красиво, — вздохнула Томико. — Иногда я думаю, что Басё не был человеком. Такие потрясающие хокку могло придумать только божество.

— Кажется, где-то хрустнула ветка, — насторожился мужчина, опуская ладонь на рукоять катаны.

— У тебя хороший слух, Кэтсу, — от ближайшего дерева отделился крепкий мужчина в черном трико. В руках пришелец держал катану, готовую в любой момент покинуть ножны.

— Жаль, что тебе осталось недолго им пользоваться, — ухмыльнулся он. — Через несколько минут мои люди сравняют с землей твоё поместье. И поганое семя Огавы будет вырвано с корнем.

На поляну, рассредоточившись полукругом, выскочило несколько мужчин в зеленом камуфляже, с пистолетами-пулеметами «узи» и «хеклер-кох».

— Это мы ещё посмотрим, Юката,- усмехнулся Кэтсу. Ладонь самурая сомкнулась на рукояти меча.

— Огонь, — скомандовал человек в черном. Пистолеты-пулеметы застрекотали очередями. Томико инстинктивно спрятала испуганно всхлипнувшего карапуза за спину. Вокруг Кэтсу, его жены и ребенка мгновенно возник прозрачный купол, сияющий небесно-голубым светом. Достигнув щита, пули сгорали в нём, рассыпаясь фейерверком золотых искорок.

— Мне же сказали, что ты потерял свои магические способности ещё много лет назад, — потрясенно пробормотал Юката, отступая на шаг.

— Я хорошо притворялся, — криво ухмыльнулся самурай. — Специально, для таких случаев.

Он рванулся вперед, размазавшись серой тенью в воздухе. Сверкнула выхваченная из ножен катана. Несколько быстрых взмахов, неразличимых для человеческого глаза и поляна взорвалась струями и каплями крови, брызгающими из рассеченных тел, отлетающими в стороны руками, ногами и головами. Бойцы в камуфляже падали как подкошенные, орошая высокую зеленую траву рубиновыми фонтанчиками и ручейками.

К ногам Юкаты подкатилась голова с вытаращенными в предсмертном изумлении глазами. Мужчина в черном брезгливо отфутболил её в сторону.

— Вот теперь ты и ответишь за всё, Юката Мори. Ты и твоя паршивая семейка, — заявил Кэтсу, сильнее обхватывая рукоять катаны.

Раздавшиеся вдали выстрелы и взрывы заставили его вздрогнуть.

Мори улыбнулся:

— Услышал? Это штурмуют твой дом. Мы подключили лучших бойцов семьи и объединились с кланом Кимура. Твоим бойцам не устоять. Вся твоя семья, включая слуг, будет вырезана. До последнего человека.

— Объединиться с якудзой? Мори, у вас нет чести! — презрительно процедил Огава.

— Вот поэтому ты, и тебе подобные, проигрывают, — издевательски осклабился мужчина в черном. — Вы слишком зациклены на чести, благородстве, любви и других подобных пережитках. А в войне никаких правил нет. И побеждают те, кто не цепляется за устаревшую мораль, а использует все способы для достижения цели — уничтожения противника. Но ты уже не исправишься, так и умрешь благородным, с незапятнанной честью. Вы уязвимы — а потому слабы.

— Это мы ещё посмотрим, — оскалился Кэтсу и, посильнее сжав катану, рванулся к противнику. Мечи столкнулись с громким звоном, и противники разошлись, замерев друг напротив друга.

— Лучше сдавайся сразу, — предложил Мори, — тебя и твоего щенка я, конечно, убью, это без вариантов. А Томико могу пощадить. Она станет моей наложницей, если ты сейчас сдашься. Откажешься, я отдам её бойцам якудза для утех. Они любят насиловать и резать своих жертв. Твоя жена станет окровавленным куском мяса, и пока испустит дух, познает нечеловеческие мучения.

— Сволочь, — зарычал Кэтсу, сделав короткий шаг. Юката рубанул мечом сверху, но противник немного сместился, выходя из зоны поражения, и ударил катаной сбоку. Мужчина в черном, успел отпрыгнуть в сторону, но кончик катаны распорол трико, задев тело.

— Чёрт, — выругался Мори, прижав ладонь к окровавленному боку.

— Ты сможешь продолжать? — холодно поинтересовался Огава. Внешне он был невозмутим, но в глазах бушевало пламя ненависти.

— Конечно, — прошипел Юката, держась за бок. — Я ещё повешу твою голову у себя в подвале. Пополню коллекцию убитых врагов.

— Мне бы не хотелось, чтобы все произошло быстро, — невозмутимо ответил Кэтсу. — После всего сказанного, я буду убивать тебя медленно.

Мори отнял ладонь от бока и поднес испачканную кровь к лицу. Он побледнел, пошатнулся, ощутив секундную слабость. Лицо Юкаты исказилось в гримасе страха.

— Широ, заканчивай! Вали ублюдков! Игра слишком затянулась, — истерически крикнул он.

Темная коренастая фигура в белом кимоно материализовалась позади Томико. Узкое жало клинка вылезло из груди захрипевшей женщины. Карапуз, с кулачками накинувшийся на бандита, был безжалостно отброшен в сторону.

— Томико, — взвыл Кэтсу, отпрыгнув в сторону. В воздухе серебряной рыбкой сверкнул плоский метательный нож, брошенный Широ. Самурай отбил его катаной, но пропустил с другой стороны удар мечом, разваливший его почти напополам.

— О чем я и говорил, — ухмыльнулся Юката, вытаскивая оружие из тела поверженного соперника. — Привязанности — это оружие, которое можно использовать против тебя. Достаточно было смутить твой дух, заставить занервничать, а душу — закричать от боли, как ты проиграл.

— Вы ответите за Томико и детей, запомни это,- прохрипел Огава, испуская дух. Самурай замер, бессильно раскинув руки, из тела рассеченного почти до поясницы растекалась большая карминовая